Певцу одному среди сцены сияющей
Вырвали яркий и звонко поющий
Язык, ранее многих удивляющий
И удовольствие эстетическое дающий.
Он не заплакал, что было логично бы,
Не заорал он от боли жесточайшей,
А просто сплюнул на пол кроваво-радужной
Слюной своей горькой с привкусом победы.
Вытер рукой лицо исковерканное,
Искошенное тысячью нечеловеческих судорог,
И больше никогда не смотрелся в зеркало,
Боясь потерять изумленный рассудок.
Не стал художником или поэтом,
Берущим за душу чем-то другим.
Он остался простым человеком, при этом
Не стал озлобленным или каким иным.
А песни его продолжали слушать,
Непевать на улице или просто так,
А он убегал, зажав свои уши,
Или кусая напрасный кулак.
Он умер вскоре, ибо ко времени
Тому он был стар уже и серьезно болен.
И о нем забыли спустя поколение,
Но этим не был никто недоволен.

Был бы я художником, рисовал бы мелом
Черные картины на холсте на белом.
Был бы музыкантом я, клавиш многогранье
Сочитал бы так же цветовыми гаммами.
Был бы я нацистом, людей полярнокожих
Бил бы кулаком своим белым по альтернативной роже.
Был бы я погодой ненастной, на снег белоснежно чистый
Клал бы новый пласт на новый, на алую кровь, пролитую нацистом.

Солнце тут.

Так оно и вышло, солнышко из тени.
Так оно и шло к небу на колени.
Так оно упало на земь у порога,
Видно, доканала солнышко дорога.
Ебнулось, рассыпалось, в целом - поломалось.
Отлежалось, выспалось, да и тут осталось.

Проголосовало 27 человек(а)