главная страница
ГОСТЕВАЯ КНИГА | АРХИВЫ | СОКРОВИЩА ИЗ САЛОНА | СОКРОВИЩА ИЗ ГОСТЕВОЙ КНИГИ | ОСТАЛЬНЫЕ РАЗДЕЛЫ

Назад, в Архивы     На Главную страницу Салона


Понедельник, 11 января 1999

Выпуск 16


А дня уход подобен был паденью...
И, словно перезревший апельсин,
Оранжевое солнце вниз летело.
И всем казалось - вот еще чуть-чуть -
И солнце рыхло шлепнется на землю,
И лопнет корка, и слепящий сок,
Как жгучий фейерверк, взовьется к небу!

Boris


"Там, где воин сна не ищет смерти, он спит", - серая большая голова лося за спиной Паскаля, висящая на стене его кабинета, чаще молчала, ничем не напоминая о себе. Но иногда позволяла себе высказывания, ставящие меня в тупик. Так как, почти всегда, когда это происходило, я и сам собирался сказать то же самое. Но не успевал. И это всегда вызывало у меня досаду. "Когда костюм состарится", - произнес Лось, выдержав, как всегда, паузу, - "ты поймешь, как важно количество выкуренных тобой трубок". Костюм пожелтеет и пропахнет дымом, сморщится от этого, не нравясь своему носителю. Я так явно представил это. "Но есть же все-таки какой-то выход", - я, игнорируя Лося, опять обращался к Паскалю. И ему ничего не оставалось, как вступать в спор с лосиной головой, которую он уже лет триста ненавидел. Он смотрел мне в глаза, но говорил с Лосем.

Федор давал мне иногда свою машину. Зимой приятно было забраться в холодное нутро. Ледяной ветер переставал тогда сечь глаза мелкой снежной крупой. Мокрое лицо приятно горело, отогреваясь. Через некоторое время урчащее нутро прогревалось, и становилось тепло и уютно. Разноцветные огоньки на приборной доске светили знакомым неярким светом. Одиночество Федора становилось живым и ощутимым и даже навязчивым, когда я, ткнув пальцем кассету в пасть магнитофона, очередной раз слышал приятные, но успевшие надоесть до чертиков аккорды Дайер Стрэйтс. Федор мог иногда по полгода слушать одну и ту же кассету в машине. Дайер Стрэйтс на морозе. Дайер Стрэйтс у теплого летнего моря. Дайер Стрэйтс в тишине. Следующие полгода это мог быть Цепеллин. Через пару лет - опять Дайер Стрэйтс. И так далее. До победы. Там, где воин сна не спит, он слушает.

Я же искал, как всегда, радио Бога. Федор не знал этой частоты. Я ему не говорил. Я никому не говорил. В радиоприемник машины Федора я впаял узкополосной усилитель, усиливающий сигнал в определенном участке спектра, и декодер, позволяющий воспринимать этот сигнал в нужном мне виде. В принципе, я мог думать о том же самом, слушая Дайер Стрэйтс. Но тогда бы я совсем по-другому относился к тому, что думаю. Обитель красоты звука населена иными слугами, чем обитель красоты тишины. Именно сигнал тишины, затмевающий и это урчание теплой машины, и этот постоянно тревожащий стук недолгого сердца, помогал мне выследить нужные мне иллюзии. Красоту несотворенного звука несла в себе тишина.
Красоту творимого восприятия нес в себе звук. Красоту несло в себе все, что заставляло замирать в теплых, пронизывающих волнах света. Даже телесериалы, иногда. Необходимо только было не реже раза в день, лучше всего - на ночь, включать радио Бога.

Это Радио не запрещало ничего, и любой посвященный мог занимать эфир всем, что считал нужным и важным. Такая политика руководства давала многим посвященным возможность пороть в эфире разнообразную чушь. Я не понимал, зачем это нужно руководству. Но раз так, значит, нужно. Я жадно слушал все подряд, даже когда передавали результаты очередного тура высочайшей из лотерей, в которой я никогда не принимал участия. Каждый делает ставку в игре. Мужчины - на женщин. Женщины - на мужчин. Ставят иногда помногу. Но редко - всю жизнь. Год-два - это можно легко. Лет пять - десять? Это можно, но уже с трудом. Всю жизнь? Извините, с кем мы так договаривались? С господом Богом? Передайте ему, что мы все искупим, только немного позже. Бай.

Чему только не удивишься в засоренном эфире. Нередки и такие сообщения. Они заставляют глушить двигатель посреди стремительной реки и нестись вниз, чертыхаясь и чистя фильтр от набившейся в него грязи.

Если же Федор забывал вдруг в машине сотовый телефон - мне тоже выпадала возможность попачкать эфир. Он и не догадывался, как удачно я модифицировал его трубку. Я не стыжусь говорить то, что мне кажется правдой на данный момент, но, по прошествии всего лишь нескольких минут, эта правда может показаться мне именно тем, чем пачкают эфир. Последний раз, например, я вылезал из своей скорлупы, чтобы сказать пару слов в защиту Майка Тайсона, который откусил всего кусочек уха в чем не повинному Эвандеру Холлифилду. Я утверждал тогда, что действительным творцом этого события был Бастер Дуглас. Несколько лет назад этот Бастер выбил из тела Майка его дух серией мощнейших ударов в голову. Последний удар крюком слева сделал свое дело. Прекрасно вылепленное и ужасно сильное тяжелое тело непобедимого Майка, вокруг которого не могли не роиться претенденты, рухнуло, как подкошенное, прямо под канаты ринга. Красавец Бастер стал чемпионом. Но на него никто не обратил внимания. Все с нездоровым интересом наблюдали, как это поражение отразится на Тайсоне. И восторженно замирали, когда очередной, бросающий в дрожь, поступок Чемпиона становился доступен суду общественности. И мало кто, по-моему, связывал это с тем, что Тайсон уже не был Тайсоном. В тот момент, когда его тело лежало под канатами ринга после ударов Бастера Дугласа, над ним происходил чемпионат среди духов. Они отрабатывали свои раунды за неуловимые доли секунды. Так что за одну секунду прошел весь чемпионат. Я умолчал тогда о том, кто стал победителем. Иначе он непременно бы нашел и убил меня. Тело Майка это позволяло. Посмотрите ему в глаза - это непроницаемые глаза зверя. И мы его любим, как любим животных - многое им позволяя за решеткой. Когда Майк натаскивал своего зверя - с детства, он, сам того не понимая, готовил свое тело для самого сильного, а значит и самого злобного духа. Он думал, как и многие, что кулак добра может быть не менее силен. Но эта общепринятая ошибка засоряет эфир еще со времен Торквемады. И, наряду со сказкой о правой и левой щеке, дает право на существование иной морали: поднял на ближнего левую руку, подними и правую. Попал слева - добей справа. И наоборот. Да, я хотел выступить в защиту Тайсона, как очередной жертвы культивируемой среди нас морали, но, как всегда, съехал на собственные ощущения и начал рассказывать о том механизме, который позволял мне судить о телах и духах.

Но я редко вылезал с высказываниями, предпочитая слушать и размышлять. Бывало о чем поразмышлять. Например, следующая, несущаяся куда-то фраза: "Добро - это то, что все приемлет. Зло - это то, что все не приемлет". Можно сказать и наоборот. Ничего от этого не изменится. Только все будет наоборот. Здесь ключевым является слово "все". Я всегда цепляюсь к словам, подчеркивая их абсурдность и множественность. С одной стороны, они - инструменты, изобретенные людьми для своей пользы. С другой стороны, слова - самодостаточные сущности, способные изменять даже саму эту пользу, поскольку она, как и все остальное человеческое, не может вне слов существовать.

Сказав слово, мы обозначаем предел, очерченный всеми его определениями. Слова Добро и Зло, имеющие бесконечное множество определений, по идее, предела иметь не должны. Так же как слова Все и Ничто. Встает вопрос о бесполезности их использования. Вновь и вновь рыцари этики ломают копья на турнирах. Но польза - прекрасная дама их сердца - все так же холодна и печальна. Изредка, разве что, она улыбнется и махнет платочком кому-то слишком уж горячему, зная, что долго он не проживет. Но большинство этих мрачных мужчин готово бескорыстно умереть ради нее нищими и безвестными.

И все-таки польза есть. Она заключена в самом звучании этих беспредельных слов. Говоря Добро мы определяем и Зло. И границы между ними размыты. Но каждая из противоположных сторон крепит внешние границы пространств, заключенных между ними. Слуги Добра, приемля все, могут дойти до границы Зла, и там им может понравиться. Слуги Зла, не приемля все, могут уничтожать его до самых границ Добра, сделав тем самым доброе дело, если оно приемлемо. Но выйти за границы друг друга ни те, ни другие не смогут. Здесь их предел. В самом звучании. Говоря, мы творим, и творим что-то определенно конкретное. И - дай нам Бог. Это его эфир. Его звучание. Оно не слышимо ухом. Но чем его еще назвать? Приставки Инфра и Ультра бессильны. Может быть только Благо... Благозвучие. Подойдет, о госпожа?

Я готовился к турнирам в основном перед зеркалом. Я не любил ринг. Но иначе не проживешь. Приходилось убеждать свою госпожу. Бой с тенью может показаться самым легким. Но именно он дает возможность смотреть противнику прямо в глаза. Мысли князя Кропоткина видятся совсем по-другому, когда лежишь на сером твердом шершавом асфальте, истекая кровью. Иначе, чем с ринга мирового чемпионата, иначе чем из кресла у экрана или табуретки у репродуктора. Особенно, если над тобой стоят при этом человек шесть чеченцев, один из них - рыжий, а в руке у него нож. Если ты отвел взгляд - ты изрезан. Вот и впускаешь в себя самого сильного из духов, постоянно бьющихся над тобой в такие секунды. Ты еще не пришел в себя. Там, в тебе, еще пусто и пахнет трупом. И ты, тупой и медленный, еле ворочаешь языком, пытаясь вытолкнуть застрявший где-то в глубине сгусток крови. А он уже вошел и управляет светом твоих глаз. И этот свет спасает тебя. Они зовут себя волками, но они не волки. Они такие же как и ты, только наоборот.

И.Твидов


ЖИЗНЬ
ЛЕТИТ, КАК ШОССЕ
ОТ ЛЮБВИ
ДО ЛЮБВИ.
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В РОСЕ,
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В КРОВИ.
ТАЮТ УГЛИ В ЗОЛЕ
КАК ОГАРОК СВЕЧИ.
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В ЗАРЕ,
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В НОЧИ.
Я КИДАЮСЬ К МЕЧТЕ,
А ДОГНАТЬ НЕ МОГУ.
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В ДОЖДЕ,
ПОЛПЛАНЕТЫ -
В СНЕГУ.
Я ЗА ОТБЛЕСК В ОКНЕ
БЛАГОДАРЕН СУДЬБЕ.
ПОЛПЛАНЕТЫ -
ВО МНЕ,
ОСТАЛЬНОЕ
В ТЕБЕ...

Lolita


* * * * *
В глубине кабака
На стуле с поломанной спинкой
В беспристрастьи немом
Словно сил больше нет говорить
Он сбивает щелчком с рукава
Незаметную в общем пылинку
И пытается петь то что в обществе принято пить

Он такой как всегда -
Беспокойный и чем-то встревоженный
Как портрет на стене
Оживший движением глаз
Он играет для вас
Своим жестом и спущенной кожей
Он сегодня готов принять смерть и молиться за Вас┘

Но молчит тишина
В липком дыме не движутся звуки
В беспокойстве горит
Позабытая кем-то свеча
И не важно кто пел
И не важно чьи то были руки
Что коснулись его уходящего в сумрак плеча

Тихим рокотом струн
Тихим звоном пустого бокала
Тишиной оскорбив
Тишиной озарив небосвод
Непристойная капля
С губ на землю упала
И в тиши раскололся беспечности бешеной плод

Под ненужный концерт
Под никчемные рукоплескания
В синеву облаков
До солнца, до теплых времен
Недопетую песню
Воткнет в темноту на прощание
И повяжет кашне и взойдет на небесный перрон┘

Смерть героя - укор
Тем кто выглядит зрителем
Люди в черном проворно
Со сцены уносят тела
Но недопитый портвейн
Не рассказанное событие
Гулким эхом отторгнут свой покой от стекла.

Антик


Оscar Wilde

Symphony in Yellow

An omnibus across the bridge
Crawls like a yellow butterfly,
And, here and there, a passer-by
Shows like a little restless midge.

Big barges full of yellow hay
Are moved against the shadowy wharf,
And, like a yellow silken scarf,
The thick fog hangs along the quay.

The yellow leaves begin to fade
And flutter from the Temple elms,
And at my feet the pale green Thames
Lies like a rod of rippled jade.
----------------------------------------------
Желтым-желто

Пресмыкается карета к мосту,
Как желтaя бабочкa к кочке,
А здесь и там, прохожих точки
Клубятся роем мошек на ветру.

Большие баржи с желтым сеном
Уткнулись тихо в тень причала,
И шелковисто-желтый шарф тумана,
Шатался по набережной гуртом.

Листья желтые стали исчезать
И по ветру порхать, расставаясь с вязами Темпла,
А у ног моих лежит зеленая удочка---Темза,
Как жезл, обреченный вечно сиять.

Enigma


Вы, конечно, будете смеяться, но я вот тут обнаружил, что некоторое время назад как раз упражнялся в переводе вывешенного у вас ст-ия Эдгара По.

Edgar Poe

I heed not that my earthly lot
Hath -- little of Earth in it --
That years of love have been forgot
In the hatred of a minute: --
I mourn not that the desolate
Are happier, sweet, than I,
But that you sorrow for my fate
Who am a passer by.

К ***

Стерплю, что жил я меж людьми,
Людского счастья не зная,
И что сгубила годы любви
Минута гнева шальная,

И что веселее любой изгой
Меня, ≈ но нестерпимо:
Ты плачешь над моей судьбой,
А я ≈ шагаю мимо.

/предыдущий вариант/

Пускай в моей судьбе земной
Земных утех так мало,
И пусть минуты довольно одной,
Чтоб любви многолетней не стало,

Не то беда, что смертник в тюрьме
Меня счастливей, а то,
Что ты вот плачешь обо мне,
А я тебе никто.

Дмитрий Кузьмин http://www.vavilon.ru/


Ну ладно, я тоже переводчиком работала - давно правда. Мне это вот больше нравится, чем желтое:

To my wife

I can write no stately poem
As a prelude to my lay;
From a poet to a poem
I would dare to say.

Как трудно дельно написать,
когда пора идти в кровать.
Ну - не приходит тема...
Да ты сама - поэма

For if of these fallen petals
One to you seem fair,
Love will waft it till it settles
On your hair.

Пух одуванчика кружится,
Он тоже одинок -
На волосы твои ложится,
А я - у ног.

And when wind and winter harden
All the loveless land,
It will whisper of the garden,
You will understand.

Когда зима закроет двери
для чувств, для снов,
Шептать он будет про потери
и про любов...

Оля


Тебе молчания и стен довольно.
Сгорают в пепельнице мысли о себе.
Я рядом. Жду, что сделаешь мне больно,
без спроса наследишь в моей судьбе.

Мне страшно только оттого, что дышишь
прерывисто. В лес ночью тянешь пустоту.
И после долго ничего не слышишь,
Разглядывая на плече тату.

На линии судьбы вновь нарисуешь
иголкой участь, выжимая злую тишь.
И ты меня не знаешь, но смакуешь.
А разделяет нас полжизни лишь.

viveur


опять тебе :-)

...и мне он нужен,
листик мяты,
с печатью рока
в сетке линий,
согретый кожей
и измятый,
хранящий память
исполина...
Моя ладонь ему
наивно
споет про синий
бархат сказки.
Он ей кантатой
заунывной
изорванной ответит.
Ласки
они хотели оба
рьяно.
Сплели на миг
свои узоры,
из "ничего" вдруг стали
пьяны,
в ресницах пряча свои
взоры...
Но тут , откуда ни возьмись,
звеня и с хохотом пустым,
осколок счастья появился.
И обмокнув их в сладкий дым,
на их поверхностях душистых
размашисто и по-хозяйски чисто
нацарапал : " здесь был я" .


ТЫ ЛУЧШЕ ВСЕХ !

NOW


viveur , for you!

Исчезло что-то с наших лиц,
Ушло туда , откуда взялось.
Осыпалося вдруг с ресниц,
Скукожилося и стопталось...
Но!
Это нас не огорчит,
Свои мы твердо знаем меры.
Пока в ресницах соль хрустит,
Чужих мы жаждем эхфемеров!
:-)

NOW


Из дневника Алисы:
29.12.98 ╚Новый год угрожающе приближается. Надо же мне было перессориться со всеми! ..И Наташка, кажется, выходит из игры - неожиданно возник ее бывший ╚Самый любимый человек╩... Один из пятнадцати, носящих этот титул... Каждый раз, когда появляется в ее жизни кто-нибудь, носящий брюки с правосторонней ширинкой, она влюбляется, по-настоящему, со всеми симптомами: отсутствие аппетита, бессонница... И как следствие - полуночные разговоры со мной по телефону. Причем всегда монологи, сначала ее, в качестве пролога к роману: ╚Ах, мы завтра встречаемся... Его жена с детьми на даче... Он придумал важное дело... Два дня вместе... Ах, он необыкновенный...╩, а потом, спустя месяц, реже два, уже моя речь, в качестве эпилога: ╚Ну, ты же понимаешь, все кончается... Успокойся... Ты же умница, красавица... Он - гад, тебя не достоин...╩ На 3-ый день гибели ее ╚единственной и неповторимой╩ любви мы собираемся на девичник-поминки: она торжественно разрезает маникюрными ножницами их совместную фотографию (если есть, конечно), замазывает штрихом его телефон в записной книжке, запаковывает все его подарки в коробку из-под обуви, присваивает этой коробке очередной номер и заталкивает трубой от пылесоса на антресоль... там у нее своего рода кладбище... Завидую ее способности - быстро влюбиться, за короткий срок испытать всю гамму соответствующих ситуации эмоций, быстро пережить трагедию разрыва, да еще устроить из этого театр... с хорошим буфетом. А объявился, кажется, Дима, 9-ый... Наташка говорит, что в первый раз ей пришлось проводить эксгумацию, она даже испытала волнение, ...а в коробке с 9-м номером оказалась лишь его зубная щетка и открытка с каким-то глупым, по ее мнению, стихом. И теперь она не может вспомнить связанные с этим Димой обстоятельства и переживания... Решила, видите ли, начать новый лист... Кошмар, опять пропадет на месяц! ... Колпаков еще куда-то делся... Сначала делал вид, что вроде ничего не случилось, звонил, курили вместе, он шутил... шутил... шут... гороховый.... А я была (как он там выразился?) ╚холодна и многозначительна, как лед в морозильной камере, который ждет своего часа упасть в бокал с ╚Мартини╩...╩ Ну, и что? А какая альтернатива? Быть использованной в качестве компресса для сорокаградусного лба тлеющего в любовной лихорадке Колпакова? ...Однако, уже второй день не звонит... Приходится курить с нашей статс-дамой ... Ужас, я уже знаю дни рождения ее детей, расписание их занятий в бассейне, особенности узла ╚Жозефина╩ в макраме, преимущества отечественного майонеза и все тонкости женской тактики в семейных отношениях! Завтра же вызову Колпакова на перекур... Повод - брошка! ...Хотя, вообще-то, уже поздно ею интересоваться: а если ее нет у него? Подумает, что я придумала ... А, пусть думает! ... Предложу романтический ужин у себя..., нет, у него дома...- по крайней мере, если все не задастся - сбегу спокойно, да и посуду мыть не мне... Привезу бабусин новогодний ╚Наполеон╩... Сооружу на голове что-нибудь двусмысленное... Надену свое единственное, но все еще вечернее, платье... Колготки цвета подмосковного загара, туфли... испанский башмачок ... ладно, потерплю до третьего тоста... Эх, главное до завтра не передумать...╩

Колпаков


Пока я с эскалатора сбегать
Могу легко, ступенек не считая,
И на бегу о чем-то напевать,
Усталых встречных глаз не задевая,
Пока моих веселых "Почему?"
Ленивые "Зачем?" не одолели -
Я многое свершить еще смогу
В делах,
в стихах,
за кружкой
и в постели!

Сергей