главная страница
ГОСТЕВАЯ КНИГА | АРХИВЫ | СОКРОВИЩА ИЗ САЛОНА | СОКРОВИЩА ИЗ ГОСТЕВОЙ КНИГИ | ОСТАЛЬНЫЕ РАЗДЕЛЫ

Назад, в Архивы      На Главную страницу Салона


Пятница, 31 декабря 1999

C Новым Годом!

Выпуск 70


"...Хочу честно предупредить: авторский текст в этом фильме редко будет совпадать с тем, что вы увидите на экране. Такая уж у меня манера. Вот сейчас Олька снимает Доломиты. Господи, какой красивый водопад! И как усложняют перспективу повисшие то тут, то там облака! Она отсняла уже почти целую кассету. И знаете, как я всем этим в итоге распоряжусь? Разберу на части и засуну в промежутки между Пизой, Флоренцией, Римом и Венецией, которые мы намерены посетить. Хотя никаких Альп - по крайней мере, между Пизой, Флоренцией и Римом - не существует. Но там ландшафт не столь живописен, как в Тироле, и он меня не вдохновляет. При этом я вовсе не утверждаю, что в искусстве следует концентрироваться исключительно на прекрасном. Скажем, я совершенно равнодушен к Ренессансу с его роскошной живописью и сусальной позолотой. В моей голове засела масса имен вроде Караваджо, Тинторетто или Джорджоне, но как этим можно распорядиться, я до сих пор не могу понять. К скульптуре, пожалуй, я отношусь терпимее, и в первую очередь к классической: от Праксителя до Микеланджело. Готов в архитектуре узреть "застывшую музыку", особенно люблю рококо.

Однако если вернуться к итальянскому пейзажу... Я чувствую, что в нашем фильме должно быть именно так. Ведь в конечном итоге мы снимаем фильм не об Италии, которая для каждого своя. Это - наш с Олькой семейный автопортрет на фоне Апеннинского полуострова. А тяга к истине - ужасная вещь. В угоду истине на что только не пойдешь, даже скрестишь равнинную Италию с Доломитами, причем не только итальянскими, но и австрийскими. Вам ясна моя мысль?

В качестве иллюстрации приведу картину Брюллова "Последний день Помпеи"... Очевидно, в погоне за достоверностью художник должен был бы показать окровавленные тела, покрытые грязью и застывшей лавой, а он показал умерщвленную холеную плоть..."

Михаил Березин. URBI ET ORBI (по ссылке)


ВОКЗАЛ

⌠Жизнь - вокзал. Скоро уеду, куда - не скажу■
(М.И.Ц.)

1

Мужчина должен уходить во тьму,
Когда подушка горяча, и сладко
Лежит рука - атласная закладка,
Как розовая палочка в Крыму.

Садиться в поезд, догонять луну,
Под звон вечерний ложечки в стакане
Глядеть на птиц, летящих над стогами,
И видеть неизбежную войну.

А женщины, сомкнув печально рты,
Стоят, идут, бегут - но край перрона,
Как под откос, уводит неуклонно
К мельканью и гудку из темноты.

И белых платьев, белых рук и лиц
Далекий свет возносится все выше,
И в говоре колес уже не слышен
Осенний острый крик усталых птиц.

2

След на плечах от споротых погон.
Желтеет небо. Пусто в октябре.
Прозрачен воздух, призрачен вагон,
Надежен друг в потертой кобуре.

Постой, постой! Я помню, ты сказал,
Что жизнь - вокзал... Горит письмо в руках.
В окне плывущий наискось вокзал -
Убийцей, отразившимся в зрачках.

О, жизнь и смерть... Единственная суть -
И два обличья, аверс-реверс... Жди:
Когда тебя на кладбище снесут,
Одну из них увидишь позади.

Ее лицо, и платье, и цветы
Мучительно-белы, как свет впотьмах.
Но нет, припомнить не успеешь ты
Колесный стук и отлетевший взмах.

3

Птицы - всего лишь повод
Взгляд отвести от крыш.
Ветер в окне вагона,
Волосы на ветру.
Ты машинально куришь,
Смотришь в окно, молчишь,
Думаешь, что, наверно,
Я без тебя умру.
Станция. Два барака.
Сохнущее белье.
Тетки несут картошку,
Яблоки и цветы.
Дети, в пыли играя,
Имя кричат мое.
- Что это там за птицы?
- Гарпии, - скажешь ты.
И, как машинка ⌠Зингер■,
Рельсы сшивая встык,
Штопает скорый поезд
Длинное полотно.
А позади красиво,
Ярко горят мосты -
Чтобы тебе не скучно
Было глядеть в окно.

4

А женщины стоят по берегам
Морей и океанов, и над ними
Грохочет небо вспышками ночными,
Стреляя по невидимым врагам.

Попробуй объяснить себе: гроза.
Потрогай кобуру, начни сначала,
Припомни очертания причала,
Автомобилей желтые глаза,

Купе, перрон, ворчанье голубей...
Два яблока, малыш с велосипедом...
Потом вздохни. Потом меня убей -
Иначе я пойду по рельсам следом.

5

Я жива. В окне мертво.
Я иду, держись!
Ты не знаешь ничего
Про любовь и жизнь.
Ждать огня из темноты,
Глаз поднять не сметь...
Ничего не помнишь ты
Про любовь и смерть.

⌠Вечер, поле, васильки, дальняя дорога...■

Ты в горячке. Ты в бреду.
Станция. Сарай.
Я приду к тебе, приду,
Жди, не умирай!
Нет, не разжимай руки,
Выпустишь - пропал!..
Как шаги мои легки
По твоим стопам...
Вечер. Поле. Васильки.
Пыльная тропа.

6

Горячка, мрак. О, боже, как болит
Висок, как сводит челюсть этой болью,
Как нам уже не встретиться с тобою,
Как этот свет в окне с тобою слит!..

В каком-то пыльном русском городке
Меня снесут на край пустой платформы,
А поезд - дальше. Стрелки, семафоры,
И девушка с букетиком в руке.

Почудится. что это вправду ты -
Твое лицо, биенье синей жилки...
И упадут бессильно на носилки
Неведомые белые цветы.

И все вокруг покатится вперед,
В горячий полумрак, озноб и жалость,
И та рука, что за тебя держалась,
Повиснет, разожмется и замрет.

И жалкий крестик, выпавший, в пыли
Закружится, от тверди оторвется,
И полетит туда, на дно колодца,
Навеки удаляясь от земли.

И девушка поднимет юный взгляд,
Казенное опустит покрывало
И скажет: ⌠Вот, еще одна упала!
Какой обильный нынче звездопад!■

7

⌠Гори, гори, моя звезда!..■
Мельканье, свет и звон фонарный...
Срывая месяц календарный
Со стен, несутся поезда.

Не отпускай меня, мой свет,
Не дай мне добежать до края
Платформы, где опять, сгорая,
Фонарь бросается вослед.

Гори, звезда; гори во мгле
На замыкающем вагоне!
Боль незначительных агоний
Зарыта угольком в земле,
Зажата камешком в ладони.

Потомки не узнают нас
Среди похожих похоронок.
Найдет задумчивый ребенок
Землей исторгнутый алмаз.

И, поднеся его к глазам,
В туманной вечности кристалла
Увидит все, что с нами стало:
Мужчина. Женщина. Вокзал.


* * *

Она бежит в ночном тревожном сне,
В поземке, в дальнем грохоте подземки, -
Какой ей ужас снится, иноземке,
В ненастной Фиолетовой Стране?

Заиндевелым желтым кирпичом
Звенит асфальт. Реклама Кока-Колы,
Фонарь, аптека, тихий дворик школы
И жаркое дыханье за плечом.

Она бежит, и ей шестнадцать лет.
Нет, ей пятнадцать!.. Нет, - еще моложе!..
Из темноты подвыпивший прохожий
Блаженно улыбается вослед.

Но ни один затейливый сюжет
Ей до конца раскрыть не удается.
С небес луна пленительно смеется,
Туманный поправляя креп-жоржетт.

Она бежит, и снег над ней кружит,
И золушкина туфелька слетает,
И снег лежит, но он сейчас растает, -
Она как раз до дому добежит.

И, оставляя мокрые следы
В прихожей, где темно, и в светлой ванной,
Она пройдет - и станет бызымянной
Русалкой, выходящей из воды.

Нырнуть в постель и заслониться сном,
За-снуть, засунуть руки под подушку -
И наколоть пригревшуюся душу,
Как бабочку во сне, веретеном.


* * *

А завтра - завтра все умрут,
И небо дрогнет, торжествуя,
Заглавной башни изумруд
Осыплется на мостовую
Осколками - им несть числа,
Дождем, которым не умыться,
И по течению стекла
Ковчег, качаясь, устремится.
О, этот маленький ковчег, -
В нем никому не будет места.
Не верь, никчемный человек,
Не в том гробу твоя невеста!
Звенит поток, бежит ходок
В последнем ужасе к мадонне,
И остывающий хот-дог
Зажат мучительно в ладони.
Мы превращаемся в золу.
Скажи: когда, не надо: если!
Плывет, как призрак, по стеклу
Старушка в инвалидном кресле.
Я не хочу таких речей -
Но не могу остановиться:
Шуршит ручей, бежит ручей,
Ручей, в котором не отмыться...
Стекло неспешно, как песок.
Привет, привет, мой мертвый предок!
Часы разбиты. Чей висок
Ты поцелуешь напоследок?
Да, наше время истекло,
Нас не спасут плоты и лодки.
Сегодня битое стекло
Забьет нам рты, остудит глотки.
Надгробный памятник, сугроб,
Сверкающий и многотонный,
Разбившийся хрустальный гроб,
И нежный звон, и нежный звон, и...

Ольга Родионова (Верочка)


Амазонке

Безглазую надвинув маску,
Без имени и без лица,
В мгновенную бросалась пляску
С тяжелым топотом бойца.
В мозгу перегорали пробки,
Ведь был соединен с тобой
Мир, отодвинутый за скобки,
Одною вспышкой световой.
И оставалась лишь картинка,
Двух белых призраков война.
На всем пространстве поединка -
Безумие и тишина.
Противник той же метой мечен
И точно так же обречен
Уколом в сердце или в печень
Установить судьбы закон.
Ведь победителей не судят
Ни там, ни здесь. И все равно,
Он победителем не будет.
Ему постигнуть суждено
Недостижимость абсолюта.
И лучшую из всех дорог
С небрежной точностью салюта
Ему покажет твой клинок.


* * *

На оба хром крыла александрийский стих,
Пора ему остыть и камнем лечь в ограду.
О, легкорукая, позволь венок сплести
И дому твоему, и городу, и саду.
И поселить в ветвях не птицу, а глагол,
Чтоб дольше помнить мог ушедший утром рано,
Как дикий виноград уступы стен оплел,
И окна сизые подернулись туманом.
Чтоб дольше помнить мог уснувший на снегу,
На ветхом ватнике, не ожидая чуда,
И город на костях, и сад на берегу.
Ведь ангелы за ним не прилетят оттуда.
Что ж, этого ему уже не позабыть
В махорочном чаду погони и побега.
В ворота постучать и попросить ночлега?
В ворота не стучать, ночлега не просить.
Законна власть твоя, гостеприимен кров,
И можно жизнь прожить вдвоем с одной тобою,
Но отпусти его, не всех нас упокоит
В сиянье дней златых пришедшая любовь.
Не всех нас опьянит воспоминаний мед.
Есть и покрепче хмель, повеселее имя,
Но и рабов твоих иное рабство ждет.
Так отпусти его и смилуйся над ними.

Юрий Рудис