Салон Авторская

Али

История со стукачом и письмами

Помню его толстые, но быстрые пальцы - спички, десять пальцев, и я могу наблюдать воздушный бой: этажерки, полубочки, но не это главное, главное - я понимаю, что думает командир эскадрильи бомберов, что предпримет и что действительно должен предпринять отвечающий за прикрытие, и как действует противник. Мой дядя горячится, он не просто дает урок тактики воздушного боя десятилетнему пацану, он, как я понимаю сейчас, проигрывает заново те, неизвестные широкому кругу битвы, от которых осталось очень немного участников. Я сижу на корточках с пылающими ушами и ежесекундно задаю вопросы, а дядя отвечает, играет пальцами, сдвигает запястьем кучки спичек - обозначает возможные варианты развития событий. Черные жесткие волосы с проседью, рост метр девяносто, стремителен в движениях и в речи - "бешеный", как говорят соседи. Вообще-то, мы все "бешеные", но дядя по-особому, он из элиты: летчик-истребитель, подполковник, и в то же время старики его помнят здесь молодым парнем, у которого в густых бровях копошилось неимоверное количество вшей.

В 39-м он неожиданно для всех поступил в летную школу и через год уже участвовал в Финской, затем пять лет воевал и после, до середины пятидесятых, служил в Германии - барражировал границу на тех, еще первых трубах, с гарантированным прогаром.

Конечно, он спился, сперва война, потом реактивные - каждую неделю кто-то из товарищей гробился. Единственное, что помогало - спирт стаканами. Да и в первый раз женился неудачно, и сейчас дети маленькие - вот я для него и есть самый лучший собеседник.

- Этот бой, здесь я ничего не мог сделать... Сколько думал потом, ничего... - он замирает и смотрит на ряд спичек, изображающих самолеты.

- Разведка, разведка, сволочи они, а не разведка, увидели пыль на горизонте и доложили - танковая колонна. А кто тогда разбирался... Потом этот бардак назвали - крымская катастрофа. Ну и послали мою эскадрилью СБ без прикрытия... А там пусто и мессеры, ведь всего двое гадов! Экономно так, зайдут в хвост, короткую очередь, а потом по выпрыгнувшим. Ничего, ничего не мог сделать...

Он мнет папиросу, и она у него прыгает в руках...

- Я решил, лучше разбиться, чем этой мрази подставляться как мишень, затянул прыжок и так, для интереса больше, дернул кольцо у самой земли... Очнулся на телеге - оказывается меня подобрали крымчаки, видели бой и решили, что жить достоин - он смеется. Неожиданно, без малейшего перехода бьет по столу кулаком, папироса летит в одну сторону, спички в другую.

- Бляди! Лучше сдали бы в комендатуру, нет, решили героя допереть до родной части!

Он долго и виртуозно матерится (это он у деда научился). Наконец устает и достает новую папиросу.

- Значит привезли, положили меня в казарме - лежу себе на спине, сплевываю кровь и гадаю - подохну или выживу, и тут заходят эти из особого отдела и на пинках гонят на гауптвахту. Кто, что, все понятно - дела мои хуже некуда. Что же ты думал? Оказывается, мой друг допер, что я, татарская морда, татарами спасенная, специально подставил эскадрилью и специально удачно грохнулся.

Дядя молчит и разглядывает папиросу - нужна новая.

- Все мы психи были, я его и не виню...

Он смотрит на меня и вздыхает.

- Мы же с ним в одной летной школе были, друг он был мой, эх!

Новая папироса выколупывается из пачки Казбека.

- Перед выпуском наш комбриг объявил о лыжном походе - весь выпуск идет тридцать километров по пересеченной местности, чтобы значит показать - мы летчики, а не неженки. У того комбрига не то что ремни, яйца скрипели, аккуратист, медаль 20 лет РККА, и мы на него чуть ли не молились... домолились... .... .... ..... Едет он на эмке, а мы за ним, вьюжит немного и вечереет, и он все быстрей, быстрей едет...

Дядя замирает и смотрит поверх меня как будто видит как они идут за машиной

- Потом крутой поворот, он дает по газам, а мы все, как горох, ссыпаемся по склону - там на повороте спуск крутой и, оказывается, он еще полит водой - сплошной лед... А внизу железные колья и просто какие-то штыри понаставлены. Кому повезло, тот проехал, а почти половина ... Мороз, вытаскиваем ребят на руках, у них кишки замерзают, а до части пятнадцать километров, сука...

- А комбриг?

- Комбриг? Он это подстроил и ушел за китайскую границу. Половину выпуска летной школы угробил... Вот мой товарищ и решил, что я того, скрытый враг...

Дядя молчит и глядит на меня.

- На трибунале его не было, хотел я посмотреть ему в глаза, но, оказывается, он только тронул, а там уже все, как часы. Стою, качаюсь, в глазах кровавые круги, а передо мной стол и трое, аккуратисты мать их, как тот комбриг. Все, как положено: графинчик, граненые стаканчики и белая скатерть, но нервничают - канонада с четырех сторон. В другое время мне расстрел был бы и никаких вопросов, мне просто повезло - нужны были активные штыки. Но не все так сразу, тот, что справа, непременно меня хочет к яме, а председатель ищет предлог чтобы в штрафбат. И тут письмо помогло!

Дядя улыбается и наконец закуривает.

- С завода письмо мне пришло - о твоей маме, перевыполняет план и вообще... Помахал председатель письмом перед носом шибздика и послал кровью искупать.

Дядя опасливо смотрит в сторону дома и на всякий случай разгоняет дым (курить ему запретили врачи, а папиросы покупаю и храню я).

- Ты учти, шибздики высоких не любят, высоких любят их бабы. Понял?

Я с готовностью киваю головой, хотя не понимаю, кто такие шибздики, если честно, я не понимаю и половины того, о чем говорит дядя, мне очень хочется, чтобы он снова показал на спичках и пальцах большой воздушный бой.

- Дядя, а вы же истребитель? А СБ - это бомбардировщик?

Дядя от моего вопроса чуть не подскакивает.

- Ах ты! Маленький, но ведь понимаешь! Если бы я с самого начала был истребителем! У меня же шесть сбитых, а я только с начала 43-го на истребитель сел! Был бы Героем, ... ... .... ....

Он крутит расстроенно головой

- Сначала степь эта, потом в пехоте по разным углам, и наконец рапорт мой удовлетворили. Нет, если бы с самого начала... Да плевать!

Дядя успокаивается, смотрит на меня и улыбается.

- Маме твоей я тоже отплатил письмом, это нарочно не придумаешь!

Он видит, что я не понимаю, и торопливо объясняет:

- Ты еще маленький, но запомни, вырастешь поймешь. Значит, был такой закон в военное время - за пять минут опоздания на рабочее место рабочего или рабочую могли судить и сослать на Север. Понимаешь?

Я яростно киваю головой - если не прерывать, то быстрее перейдем к самолетам-спичкам.

- Мама твоя тогда работала на военном заводе и добиралась на завод на трамвае. А залезть на трамвай тогда было очень трудно. Понимаешь, его весь облепляли, лезли на крышу, хватались за что угодно. И однажды маму твою спихнули, вернее ударили ногой в лицо и сбросили... Когда она пришла на работу, прошло уже больше часа, и никого не волновало, что она с вывихнутым плечом и сотрясением мозга. Но тут мое письмо помогло! Парторг вытащил его и тоже стал им махать, как тот председатель трибунала - мне тогда два ордена сразу дали и пришла благодарность семье от командования! Отстоял.

Он пыхтит уже потухшей папиросой и неожиданно тихо говорит:

- Смотрю я, и в нашей семье, и в семье твоего отца - как только голову кто поднимает, распрямляется, по нему будто железной палкой бьют - пригнись, пригнись... Ладно, не понимаешь ты еще, пойдем-ка в дом...

...Через несколько лет он умер в далеком южном городе Фрунзе - пол в их домике был земляной, но жена, оставшаяся с двумя детьми на руках, работала в столовой. То есть, прокормиться они смогли.


Rambler's Top100  Рейтинг@Mail.ru  liveinternet.ru: показано число просмотров за 24 часа, посетителей за 24 часа и за сегодня