В. Крупский

Чапаев.

Его поезд шел вниз,
Его время кончалось,
У последних ворот
Он надел ордена.
Из дырявых кулис
Выползала усталость
И ощеренный рот
Разевала страна.

Сотни юных бойцов
Его тело кромсали,
Стаи огненных птиц
Выходили на взлет.
Он с небесным Отцом
Будет пить из Грааля,
С золотых колесниц
Застрочит пулемет.

Мы починим баркас,
Мы разбудим Харона
В воскресенье зимой,
Через тысячу лет.
Он уходит от нас
К изумрудному трону,
Мы становимся тьмой,
Нас почти уже нет.

* * *
Родник.

Ты пил из моих сомкнутых ладоней,
Хрусталь воды ласкал сухие губы.
Хранили нас от ветра ветви дуба,
Он тоже напоен был той водою.

Не иссякал серебряный источник,
Прозрачной влаги мог напиться каждый...
И мы пришли, измученные жаждой.
Осталась грязь. И эти восемь строчек.

***

Взгляни на лезвие свечи -
Есть тайный смысл в наплывах стеарина.
Ночь умерла, глотнув ультрамарина,
Стих гул шагов, метавшихся в ночи.

Брандмейстер тихо прыгнул с каланчи,
Доев траву, спокойно сдохли козы.
В степи бредут усталые завхозы,
Сжимая в пальцах ржавые ключи.

Астролог видит дьявольские сны,
Уткнувшись лбом в тупую грань кристалла.
Чехлы снимают с пультов генералы,
Любуясь геометрией войны.

Свеча взвилась сияющим копьем.
Из внешней мглы туман, змеясь, вползает.
Смотри, как незаметно исчезает
Весь мир, пронзенный желтым острием.


* * *

На шестнадцатый день я доем колбасу
И увижу в холодном тумане рассвета,
Как внезапно кончается серое лето,
И топор оживает в замерзшем лесу.

Как властитель окраин, я прячусь за дверь,
Как безумный тростник, я цепляюсь за землю.
Алый сок напитал мои острые стебли,
И кричит, как старуха, израненный зверь.

Вот и ангел пришел с пионерской трубой,
И с тех пор, как я стал элементом природы,
На земле стали часто рождаться уроды,
Все вокруг без стыда заполняя собой.

***

Пусть родня соберется на ужин,
Пусть друзья присылают венки;
Я измучен, небрит и простужен,
Я ищу, куда бросить коньки.

Помню, как, тяжело и зловеще,
С тощих бедер сдирая капрон,
Батальоны беременных женщин
Уходили на Западный фронт.

Ах, мадам, ваши длинные зубы...
Ах, пардон, вы совсем не мадам;
Все равно приходите, я дуба
Хоть немного, но каждому дам.

Юный рыцарь кинжа и плащала,
Пал я жертвой кровавых коррид.
В иностранном порту, у причала
Забодал меня пьяный бушприт.

***

Я реальность пустил на порог,
Чуть живую, в шинели казенной;
Но и утром похвастать не мог
Глубиной постижения оной.

***

Все кончится разом;
Нам стоило б быть осторожней.
Избитые фразы
И вещи в значении странном
Откроются взгляду,
И пыль отряхнет подорожник,
Целебной прохладой
Лаская открытые раны.

И травы, примятые нами,
Воспрянут мгновенно;
Собаки с большими глазами
Подхватят припев
Святого хорала,
И, взрезав набухшие вены,
Мы кровью наполним бокалы
Своих королев.

В безумьи экстаза
Священное слышится пенье.
Все небо в алмазах;
Мы видим златые чертоги,
Взлетев высоко,
Драгоценным блестя опереньем
И лежа ничком
На поросшей травою дороге.


* * *

О влиянии детской литературы на неокрепшие умы.

Холода наступят ночью,
В темноте зажжется волчий
Глаз. И брат пойдет на брата.
Всюду мертвые солдаты
Утирают пот с чела...
-Ах, зачем я умерла,-
Слышен голос чуть печальный,
Там, вдали, под звон кандальный
Тридцать витязей бредут.
Ждет их завтра страшный суд.
А поодаль волчья стая,
Свежим трупом чуть играя,
Держит путь в столичный град,
В граде том царит разврат.
Вдруг из леса выбегает
Войско грозного Мамая.
Хан Мамай идет ко мне
С толстой сумкой на ремне.
Это он, это он -
На земле, стрелой пронзен.
Путь и мой лежал ко граду.
Во дворце мне были рады,
И царевна через год
Принесла большой приплод.
Царь Кощей начхал на злато
И все отдал супостату.
И от той волны ментальной
Гроб качается хрустальный.
Так мы жили с шиком, блеском
Под звездою Вифлеемской,
Озарявшей небосвод.
Вот.


* * *

Собачий вальс.
(Ленинграду)

Был день, а может быть, и не был;
Трамвай кружился в венском вальсе;
Мир исчезал и появлялся,
Уж так здесь, видно, повелось.
Оштукатуренное небо
Цементной крошкой осыпалось,
Все, что стояло и держалось,
К чертям ломалось и рвалось.

Летели денежные знаки,
Как журавли, в чужие страны,
Над нарсудом и рестораном,
Смеясь над пушками Аврор.
Две одинаковых собаки
Гуляли молча и печально,
И те, кого они встречали,
Не замечали их в упор.

Крушили бомбами Исакий
Энтузиасты из народа;
Вокруг вращались хороводы,
И ведьм сжигали на кострах.
Две одинаковых собаки
Глядели на безумный город,
И вовсе не было укора
В их немигающих глазах.

Грузины продавали маки -
Пусть дорого, зато красиво;
И спал поэт, напившись пива,
И видел мир совсем другим.
Две одинаковых собаки
Ушли и больше не вернулись;
Две одинаковые пули
Достались на прощанье им.

Мой дядя самых честных правил
Был по призванью шкурный мастер;
Те две собаки рыжей масти
Весьма понравились ему.
Две одинаковые шапки
Он к празднику искусно справил,
Одну из них он мне оставил,
Чтоб ехать в ней на Колыму.

Но спросит тут замшелый критик:
При чем здесь, собственно, собаки?
И закричит марксист - философ:
А где же тут движенье масс?
Я вам отвечу; подождите,
Лишь дверь найду в своем бараке;
Я так устал от всех вопросов,
Подите к черту... Тьфу на вас.