Uliss

* * *

Под сенью девушек в цвету
Тень Гамлета шла одиноко,
Длань простирая на ветру,
К одной Офелии века
Взывала тщетно средь осоки
И лезвий острых тростника...


* * *

Музей изобразительных искусств им. А.С. Пушкина

Разводы краски
на матовом стекле палитры,
как мысли,
блуждающие в темноте, -
не сформулированы в слове,
не высказаны на холсте.
Молчание
сосредоточенной души,
качающейся в зыбкости тиши,
нанизывающей последнее звено
воспоминаний, которым не дано
еще раз в полной мере воплотиться.
Воспоминания -
налипшая на руки глина;
и как гончарный круг - круг света,
выхваченный лампой на столе,
там, в темноте, над ним
рождалось чудо, - невидимые нити
кружением веретена сплетались
в тоненький узор.
Предметы обихода,
разложенные на столе,
один с другим сцепляясь,
как слова в строке рождают стих,
как колыбель баюкает ребенка,
несли в себе под покрывалом формы чувство,
которое в телепатическом сеансе
струилось между пальцами руки
и застывало на холсте
прекрасной маской.
И в гробнице,
в которой Лазарь погребен,
звучали осторожные шаги,
и кто-то вглядывался в лица,
читая летопись времен.


* * *

Любовь.

Любовь лишает нас числа,
И в ранге образных смятений
Бежит холодный пес угла
От ритуальных песнопений.

В проблесках огненной черты
И в звуках черного там-тама
Слышны таинственные гаммы
Созвездий южной широты.

Рамзес! Твою печаль рабом
Погребена под пирамидой.
В бальзамирующей хламиде
Хранится царственный альбом,

Где лица с плоскости картин
Глядят с пророчеством Эриний
И крови ждут. Аквамарин
Рисует подписи под ними.

* * *

1999 год. Уральское отделение академии наук.

Тополя по-прежнему вздымали свои ветви к небу. Все вокруг осталось прежним, каким запомнилось десять лет назад. И вывеска Института Высоких Энергий так же чернела на облицованной стене. Только тропинка среди крапчатых сугробов стала уже, в один только след. И массивная дверь стала скрипучей. А дальше за ней все изменилось, все уже было не таким, как прежде. В стальной зарешеченной кабинке теперь сидел охранник в кaмуфляжной форме. Отложив "СПИД-инфо", он молча оглядел редкого посетителя и так же молча придвинул к окошку черный телефон. В трубке по набранному номеру долго не отвечали. После недлинного разъяснения охранник благосклонно разрешил пройти в здание.

В коридорах быдо темно и пусто. Сонное эхо отзывалось на каждый шаг и тут же пряталось в цинковых коробах вентиляции, идущих под самым потолком. Не хлопали двери, не трезвонили телефоны, не гудели трансформаторы, не стучали пишущие машинки, не жужжали принтеры, не стучали вакуумные насосы, не скрипели перья, не шуршала бумага, никто не кашлял в сумраке, расслоенном пластами серого света. В середине коридора за стеклянными дверьми в лабораторном модуле взору открылся высокий зал, в центре которого покоился массивный и высокий, в два этажа, агрегат. Вдоль стен тянулись ряды приборных щитов, пакеты разнокалиберных труб, пучки проводов. На столах еще лежали разложенные листы писчей бумаги, справочная и всякая другая литература, на спинках стульев и на случайных крючках вдоль стен висели черные халаты. Железная лестница с пупырчатыми ступенями вела вверх к пульту управления. И здесь ни души, ни вздоха.

И второй и третий этажи главного корпуса были так же пустынны и безлюдны. И тут, в самом конце коридора на первом этаже, открылась одна дверь, и пожилой человек с электрическим чайником в руке, вздыхая и бормоча под нос, прошел в туалетную комнату. Одет он был в синий, местами замасленный, рабочий халат, коротковатые штаны из простой серой ткани пузырились на уровне колен и открывали снизу тощие ноги в темно-зеленых носках и стоптанных комнатных тапочках. Пух волос на голове ученого колебался в такт неспешных шагов.

Вернувшись в лабораторию и включив наполненный чайник в ржавую розетку, старик снял со слесарных тисков некую хитро изогнутую пластину, затем, кряхтя, приладил ее где-то внутри запутанной своей установки, сменил очки на защитные и включил рубильник. Удивленно ожили шкалы приборов, пыльный сумрак прорезал зеленый луч лазера, на затянутом паутиной потолке отразилось неясное фиолетовое сияние. И вдруг сам воздух ожил и наполнился смутными очертаниями, глухим ропотом отдаленных голосов. По стенам пронеслись тени, еще хранящие веселые профили светлых голов, затем раздался хлопок, сноп искр осветил дальний угол комнаты, и снова все погасло и стихло. И снова старик, кряхтя и приохивая, полез в гущу хитросплетений проводов и трубок.

И только взгляд голливудского продюсера мог оживиться здесь, увидев готовые фантастические декорации для своего будущего фильма.

* * *