[Предыдущая история] [Следующая история]
16 декабря 2001 Неотъемлемой частью заставского коллектива, конечно, являются дети и жены начальства. Четыре офицерские семьи жили на территории в Доме Офицерского Состава (далее ДОС), расположенном тут же рядышком. Четыре крыльца с глухой стеной, все окна выходят на внешнюю сторону. Между непосредственно заставой и ДОСом - дворик ничем не огороженный, в нем качели, песочница с грибком, пара лавочек, веревки с бельем, в общем, обычный гражданский двор в миниатюре. Окна столовой, ленинской комнаты, библиотеки и сушилки выходят в этот двор. Когда там играют дети, или фланируют офицерские жены, собираясь по вечерам, невольно все перед глазами. Так уж получилось, что все офицеры - москвичи, их жены - тоже. Барышни образованные, но без понтов, хлебнувшие кое-кто и Афганистана даже. А вот супружница прапорщика нашего Арбекова - провинциалка в самом плохом смысле. Комплексовала по этому поводу жутко. Сквозь зубы называла нас (солдат и сержантов) плебеями, одевалась чудовищно вычурно, имела огромную жопу и несколько лишних подбородков на вые. Яркий пример ее желчности. Сидим с Ольгой Юрьевной, женой замбоя, на лавочке, курим и треплемся за политику (как раз после путча). Выходит Надька, видя это, фыркает и говорит, мол, проваливай заниматься своими делами. Ольга вроде заступается, а эта говорит - нечего сержанту тут болтаться среди офицерских женщин. Я ответил, что прапорщик не офицер, и нечего пальцы гнуть, но свалил естественно, чтобы не обострять, меньше вони. Справедливости ради надо заметить, что Арбеков впоследствии просил в частном разговоре не конфликтовать с его женой, понимая, что ее претензии зачастую надуманны. Переодеваемся как-то раз после наряда в сушилке и видим в окно, как Надька вешает на веревки выстиранное, в том числе камуфляж и исподнее мужа своего, который в данный момент находился на границе. Я вздыхаю: «хоть бы кто мне камуфляж постирал, пока я в дозоре молодость прожигаю». Вдруг фельдшер наш Серега по прозвищу «Кикоз» вскакивает и с воодушевлением протягивает пятерню: "Замажем на блок Медео, что Надька мне сейчас простирнет штаны, и еще на один, что еще и трусы в придачу постирает!" - "Хе!", зная эту стерву, не раздумывая иду на пари. Серый раздевается, снимает и свои темно-синие пробиркованные трусы. Глядя в окошко, идентифицирует их с висящими в офицерском дворе. И цвет, и размер трусов и камуфлированных брюк, похоже, одинаков. Я начинаю беспокоиться. Одев подменку, Кикоз выбегает к веревкам, бросает в лужу рядом с вешалами свои трусы и штаны, с веревки снимает аналогичный ассортимент, и прибегает обратно в сушилку. Сидим, наблюдаем. Выходит Елена Георгиевна, замполитовская половина, и видя плавающие вещи, кричит в приоткрытую Арбековскую дверь: "Надь! У тебя тут одежду сдуло!" Чертыхаясь, старшинская жена вынимает из лужи шмотки и уносит с собой. Серега потирает руки. Сейчас она постирает, и курево у меня в кармане. Сидим ждем. Надька не выходит. Я начинаю издеваться, типа может она с твоими трусами мужу изменяет сейчас, пока он в отъезде. В общем, ничего мы не дождались. Наверно она их дома повесила, заключил Серега. Не факт, не соглашаюсь я, она может бирки просекла, и специально ждет мужа, чтобы тебе сделать трепанацию. Ну шутки-шутками, а наступает вечер. Арбековские штаны просохли в сушилке, боевой расчет, и Серега в ночь попадает в ЧГ до утра. По графику Арбеков приходит с нарядом часов в десять вечера, я тем временем уже заступил дежурным. В канцелярии сидит замполит, и собирается там торчать всю ночь. Доложившись, Арбеков договаривается с замполитом на партию в нарды и уходит домой переодеваться. Минут через десять прибегает Надька, ревет как белуга, на полрожи гематома, начинающая синеть перманентно, глаза уже не видно. Заскакивает в канцелярию и начинает, захлебываясь, жаловаться комиссару, дескать, муж ее унизил и оскорбил ударив в глаз, просит оградить от изверга, так как грозился пристрелить. Кто не спал из наших - тактично притаились, уши во все стороны. Следом залетает Арбеков, и орет: "Где Бойко?!" (Серегина фамилия). Я говорю, в ЧГ. Где его форма? На нем, видимо! Сам-то знаю, что ушел Серый в маскхалате, а камуфляж с прапорскими штанами так и висит в сушилке. Замполит закрылся с ними в канцелярии, но все слышно. Прихожу, говорит, надеваю брюки, чую, не мои. Смотрю, точно, бирка Бойко! Трусы висят с той же фамилией! Ах ты ж б-дь! Пока я на службе, ты с солдатами трахаесся! И мамаша твоя такая же! В общем, крику минут на сорок, Надька кричит - делов не знаю, не виноватая я, я этого Бойку и не видала сегодня! С горя Арбеков притащил пузырь, и с замполитом они заперлись в канцелярии. Надька ушла спать, прихватив из морозильника на кухне самый лучший кусок свинины, чтобы делать примочки, видимо. Слава богу, что вскорости Арбеков ушел спать в спальное помещение, бормоча при этом, что порвет Кикоза как кружку Эсмарха, а замполит свалил домой, наказав разбудить его по прибытии наряда, дабы не допустить жертв. Я тем временем развел хлорки, забирковал Арбековские штаны фамилией Бойко. Повозил ими по полу, придавая стремный вид, и повесил на место. По радиостанции на запасной частоте Сереге обрисовал ситуацию, потребовав зачесть его спасение от гибели в счет погашения сигаретного долга. Утром ничего страшного не случилось. Арбеков был вял и неагрессивен. Увидев бирку на Бойковском камуфляже, он матюгнулся и сильно озадаченный ушел. Серега же штаны свои так назад и не получил. А Арбеков с месяц жил с нами в казарме, пока его не помиловали. Историю рассказал(a) Аллюр
