[Предыдущая история] [Следующая история]
27 июня 1998 Только-только с поезда сойдя, пишу... Возвращался я из Кельна в Мюнхен, домой на покой. Сидел, в окошко глазел да пивко тепловатое потягивал. На полпути подсела в наш вагон такая колоритная русскоговорящая семья. Ну хрен там, никакие не "новые русские" (этим-то чего в поездах делать!), однако с претензиями... И с собакой здоровенной. А у собаки морда - похлеще, чем у Майка Тайсона. Но - добротой светится. А помимо собаки, дочка у них с собой была: маленькая, смекалистая, подвижная. Судя по репликам родителей, Машей дочку звали... А собаку (источник тот же) - Джиной. Ну, в смысле, как Лоллобриджиду... Родители Маши степенно так переговаривались, дочку время от времени одергивали (когда слишком шалила и не в тему зарывалась, значит). Потом устали покрикивать, к себе подозвали и воспитательный час устроили. Религиозные темы прорабатывать стали... Мол, какие десять заповедей в декалог входят, кто такие ангелы и т.п. Специально не вслушивался, но, поскольку родители Маши были уверены "на все сто", что в вагоне, кроме них, по-русски никто не бельмеса, тон диалога был довольно громким. Покончив с религией, папа с мамой перешли к мирской тематике: литература там тебе, понимашь, искусство, музыка. По-моему, они свою Машу уже давно в суперменши готовить решили. И, надо отдать должное, получалось у них вроде неслабо... Поезд пер на все 250 км в час, воспитательный процесс подходил к концу. Маша быстро и подробно осознавала правила поведения семилетней девочки в мультикультурном обществе, а собака Джина все это время бесстыже дрыхла рядом со спортивной сумкой, которой не нашлось места на верхней (багажной) полке. И тут в вагон вошел турок-уборщик, смахивавший с узеньких столиков в синий пластиковый мешок брошенные пассажирами макулатуру, стеклотару и остатки дорожного провианта. Дело было к позднему вечеру, и движения уборщика казались не совсем отточенными. Во всяком случае, он непростительно небрежно саданул ладонью по поверхности стола, за которым вот-вот жрала образцовая баварская семья - "папи", "мами" и два упитанных сына типа ильфо-петровского Паши Эмильевича. Засаленные салфетки прыгнули в мешок очень даже ловко, баночки из-под "колы" - тоже. А вот с кусочком недоеденной булочки явно не сложилось: улетела она в сторону, на метр-полтора от дрыхнущей Джины... Такой реакции я не видел даже у хоккейных вратарей. Псина метнулась за хлебушком, как лосось на стремнине, уцепила его еще в воздухе и, пугливо глядя на хозяев-интеллигентов, стала кромсать "шматок" изо всех сил. Лицо папы стало багровым. Позабыв о Маше, он (на весь вагон, между прочим) рявкнул: "Фу!!!!". Джина давилась булочкой, никак не реагируя на перемену обстановки... У мамы отвисла челюсть. И тут, в "сверхскоростной" тишине, раздался-запищал Машин серебристый голосок: - Джина, фу! Ну, пожалуйста, Джина! Ну, Джинка... Ну?.. Ну и пиздец тебе, Джина!!! Я имел удовольствие наблюдать последствия "пиздеца" все оставшиеся полтора часа езды до Мюнхена... Историю рассказал(a) Вацык
