Дмитрий Новиков

Сказка для взрослых

День начинался неудачно. Мрачная жена минут сорок занимала ванную, плескалась в душе, что-то себе подкрашивала, накручивала бигуди. Потом вышла, похожая на недружелюбного марсианского разведчика, и сказала:
- Когда ты починишь раковину?
Я предчувствовал этот вопрос, поэтому не медитировал на диване в утренней, приятной истоме, а старался обозначить вид какой-нибудь общеполезной деятельности. Однако чаша не минула.
- Ты просто издеваешься. Сколько месяцев я должна твердить одно и тоже. Вот и плинтуса до сих пор не прибиты, а мы здесь уже пять лет живем.
Спорить с женщинами бесполезно ввиду нашей полной, в том числе и физиологической, несовместимости. Лишь в редкие минуты мы бываем с ними конгруэнтны, в остальное же время - разные виды вроде бы разумных существ. Поскольку никаких позывных и паролей я не помню, то предпочитаю думать, что это именно женщины - передовой отряд засланцев с Марса к нам, незлобивым и чувствительным обитателям Земли. Поэтому лучшая стратегия в общении с ними, как и со всеми, от кого мы зависим и чьей неукротимой воле подвластны, - молчаливо делать вид, что послушно подчиняемся нелогичным командам и буквально через полчаса начнем выполнять достаточно абсурдные, с точки зрения любого землянина, требования. Однако в этот раз отмолчаться не удалось. Раковина и плинтуса оказались очень важны в шкале инопланетных ценностей.
- Ответь хоть что-нибудь. Когда, наконец, ты станешь думать о доме. Почему я одна должна крутиться, как белка, - в голосе жены зазвучали слезы. Это - очень важный момент, который ни в коем случае нельзя пропустить. Тут нужно срочно менять тактику. Существует три способа обращения с женщинами, когда они готовятся заплакать. Их можно удивить, рассмешить, или, в крайнем случае, взять в руки молоток и большой гвоздь, и попытаться прибить плинтус. Я выбрал второй, достал с полки любимую книгу и процитировал : " Всегда нужно все бросать, если тебя посетило вдохновение, понимаешь, а оно меня сейчас посетило. " Ла-ла-ла," - поет что-то во мне, и я знаю, что это вдохновение".
Жена взглянула на меня так, что пришлось срочно переходить к третьему способу. Наконец она ушла по делам. Я полюбовался одиноким прибитым плинтусом и готов был перейти ко второму, как вдруг раздался телефонный звонок. "Это Вы продаете линию по разливу жидких продуктов?" - спросил незнакомый мужской голос... Иногда случается так, что недвижимость, к удивлению ее владельцев, опять становится движи-мостью. То есть начинает продаваться, с ней происходят какие-то обменные процессы, опять появляется мифическая, ни на чем не основанная стоимость. Сейчас речь шла об оборудовании, которое я когда-то сдуру приобрел за большие деньги, вдохновленный радужными перспективами свободного рынка. С тех пор оно ржавело в сыром складе, новое, но практически сразу ставшее бесполезным из-за русских качелей, сменивших плановую экономику. А я все никак не мог собраться с духом и с деньгами, чтобы вывезти его в металлолом.
Сделка свершилась быстро, за один день, и я, вчера еще собиравший мелочь по карманам, чтобы купить бутылку пива, стал обладателем толстой пачки иностранных денег. "Опа-опа!" - душа плясала вприсядку, но внешне я старался сохранить вид крупного и степенного бизнесмена, каковым уже давно не был. Отпраздновать было решено в любимом ресторане. Машенька, улыбчивая и обаятельная администратор, сама провела меня к столику и ласково пожурила за редкие посещения. Я ловко отшутился в ответ - мне не терпелось остаться одному и начать делить шкуру убитого медведя. "Себе - машину, жене - шубу, детям - мороженое," - расклад казался справедливым. Подошел знакомый официант со смешной фамилией Лепеха. - Борща с пампушками, салат "Шопский", шашлык из семги и двести граммов водки хорошей, в общем КГБычно, - Лепеха улыбнулся обветшалой шутке и бодро убежал на кухню. А я позволил себе наконец расслабиться, стряхнуть с плеч волглый груз былых неудач и отдаться обозрению материальных перспектив. Есть большой психологический смысл в том, что в ресторанах всегда приносят алкоголь вначале, до основных блюд. Издревле заведенный порядок дает возможность вовремя отрешиться от мирских забот и быстренько полюбить всех окружающих. Первую рюмку я выпил за удачу. Вторую, дождавшись борща и предвкушая горячую жирную отраду первой ложки - за себя. За себя. За себя теперяшнего, который так глупо радуется тому, что удалось наконец схватить Маммону за ее скользкий хвостик. За себя вчерашнего, пьющего "горькую", жалкого, уставшего слушать постоянные напоминания жены о грядущем, неотвратимом и необходимом летнем отдыхе на море. За себя прошлого, подающего надежды и вынашивающего замыслы. За себя будущего, когда необходимо будет с усталой мудростью смиряться с тем, что твои дети станут считать тебя все более и более неинтересным, как сам когда-то поступил со своими родителями. Потом, под конец борща, я выпил третью рюмку, и придумал сказку, и заплакал. Тучный господин за столиком напротив с удивлением посмотрел не меня, и я притворился, что болею гриппом. Лепеха понятливо унес полную влажных салфеток тарелку...
После праздника, схватив такси, я помчался в детский сад. На утренник, посвященный проводам осени, опаздывать было нельзя. А за окном престарелой "Волги" проносилась эта самая осень, умирающая, но полная тех тонких ниточек, которые сплетаются в неповторимую, изменчивую, не зависящую ни от каких потрясений и мнений ткань жизни. На ветках нагого дерева висел, трепеща, пустой полиэтиленовый пакет, издалека похожий на зацепившегося ушами зайца - Авессалом, Авессалом. По тротуару шла женщина с хозяйственной сумкой, из которой торчала яркая детская вертушка. При каждом порыве ветра вертушка начинала крутиться, а женщина всякий раз тревожно оглядывалась, и затем улыбалась своему испугу, На троллейбусной остановке печально смотрел вдаль пьяный, потертый мужичонка небольшого роста, и во взгляде его было грустное знание о жизни, недоступное молодым, двухметровым гигантам. Прохожие с явным удовольствием хрустели первым ледком, покрывшим темные лужи, крепко настоянные на мертвых листьях...

Расплатившись с таксистом, я вбежал в приземистое серое здание детского сада, чем-то неуловимо напоминающее казарму. В актовом зале чинно сидели родители. Основную массу составляли женщины в меховых шапках, не успевшие сделать прическу. Они тревожно смотрели на дверь, ожидая появления своих отпрысков. Царила праздничная атмосфера. Наконец заиграла музыка и попарно ввели детей. Рассаживаясь на своих местах, они приветственно махали руками родителям. Те расслабились, заулыбались, зашептались. Дождавшись, когда установится тишина, в зал вплыла воспитательница в наряде осени. В длинном и широком желтом платье, украшенном разноцветными бумажными листьями, зардевшаяся и веселая, она была по-настоящему хороша и действительно похожа на добрую лесную волшебницу.
- Здравствуйте, дети!
- Здравствуйте, - раздался нестройный хор детских голосов.
- Я - Золотая Осень. Я знаю, что вы любите и уважаете природу, заботитесь о ней. Спасибо вам за это, ребята.
- Пожалуйста, - чей-то одинокий ответ вызвал смешки среди гостей. Осень чуть заметно напряглась.
- Сегодня у нас праздник. Будут игры, викторины, песни, танцы. Начнем? - дети захлопали в ладоши. Праздник развивался динамично. Мальчишки и девчонки ловко и заученно отвечали на вопросы о живой и неживой природе, читали заготовленные стихи.
- А теперь викторина для взрослых, - радостно возвестила Осень.
- Не буду участвовать, - подумал я, - потом скажут, что папа у Ани лучше всех отвечал на вопросы в детском саду. Но первое же задание поставило в тупик не только меня, но и всех прочих.
- Где зимуют тритоны? - задорно спросила Осень. Взрослые тревожно заозирались. На них с любопытством смотрели дети.
- А действительно, где они зимуют, - судорожно стал вспоминать я, - нет, не помню, не знаю, знал да забыл. Воцарилась гнетущая тишина.
- Ну, дети, поможем родителям.
- На суше, - детская толпа не могла скрыть своего восторженного превосходства.
- А ведь действительно - на суше. Вылезают осенью из воды и в норах зимуют, - облегченно зашептались взрослые. Напряжение спало.
- Теперь мы споем вам нашу любимую песню.

Дети выстроились в неровный полукруг. Девчонкам, как всегда, не хватило места, и большинство из них оказалось за спинами юных джентльменов. А те гордо выпячивали грудь и готовились каждый к сольному выступлению. Опять заиграло фортепиано, и нестройный, но азартный детский хор заголосил:

Где ты бегал, где ты бегал, где ты бегал
Лягушо-о-онок.
Лягушонок, лягушонок, лягушонок,
Малышо-о-онок...
Во мне еще бродил хмель. Пьяная сентиментальность закипала в глазах, но я сдерживался.
- А теперь, под конец нашего праздника, выступит Аня.
Вперед вышла худенькая девочка в голубом платье и с огромным белым бантом на голове. В зале зазвучал тонкий голосок, трепетавший, как крылья пойманной бабочки:
Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко.
Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь...

Сил моих больше не было, и я выскочил на улицу...
Я вернулся, когда дети уже одевались. Подошел к Ане.
- Ну что, дщерь моя, ты готова?
- Готова, - она умудрилась сама застегнуть тугую верхнюю пуговицу и завязать шарф, - пошли.
Мы вышли из детского сада на свежий воздух. Сквозь густеющие сумерки отрешенно падал первый снег. Аня вложила в мою руку свою теплую ладошку, и мы пошли медленно и степенно, беседуя на разные темы.
- Ты знаешь, я сказку придумал, - сказал я, - только она для взрослых.
- А я уже взрослая? - ревниво спросил ребенок.
- Ну, можно так сказать.
- Тогда рассказывай, - дети очень любят повелительное наклонение.
- Жил-был один дяденька, - начал я.
- Как его звали? - сразу же перебила она.
- Допустим, Василий. Но ты не перебивай, а то я собьюсь. Однажды случилось так, что у него оказалось очень много денег. Ему нужно было купить машину, шубу для жены и мороженое детям.
- А сколько детей?
- Одна дочь, и звали ее - Даша, - я попытался предвосхитить следующий вопрос, но не угадал.
- Сколько ей было лет?
- Пять с половиной. Не перебивай, пожалуйста.
- Как мне, - удовлетворенно сказала Аня, - рассказывай дальше.
- Но Василий вместо этого нашел номер телефона и позвонил в Швецию своей любимой женщине.
- У него же жена была. Как это - еще любимой женщине. Разве можно любить сразу двух женщин?
- Аня, сложные вопросы задаешь, - я задумался над этой проблемой и над тем, как объяснить ребенку, что можно любить двух женщин сразу, и что это довольно часто происходит в жизни, - понимаешь, вторую он любил отвлеченно, как писательницу. Ее звали Астрид.
- Знаю, знаю. Она "Карлсона" написала, - ребенок оказался памятливым, а я поспешил поскорее уйти от скользкой полигамной темы.
- Правильно. Так вот. Василий позвонил в Швецию. Он очень волновался, потому что плохо говорил по-английски, но все равно сумел ей сказать, что совершенно случайно в Стокгольме будут проездом два лучших в мире поклонника Карлсона. - он и его дочь. И их пригласили в гости.
Мы медленно приближались к магазину.
- Ты водки сегодня не будешь покупать? А то мама говорит, что тебе нельзя, - забеспокоилась Аня.
- Если нельзя, но очень хочется, то можно, - ловко вывернулся я. Ребенок, не вооруженный пока знанием формальной логики, промолчал.
- И они поехали в Стокгольм. По дороге они ели мясные тефтельки и торты со взбитыми сливками. Василий купил Даше красный зонтик, чтобы их узнали.
- Все правильно, так в книжке написано, когда Карлсон был ведьмой.
- Аня, опять перебиваешь. Они приехали и пошли в гости. Астрид Линдгрен приняла их хорошо, угостила горячим шоколадом с плюшками. Но беседа сначала не клеилась. Все чувствовали себя немножко скованно. Но потом Даша подошла к Василию и тихонько что-то спросила на ухо. И знаешь, писательница хоть и старенькая такая, тут оживилась и сразу захотела узнать, что сказала русская девочка.
- И что же она сказала? - спросила Аня озабоченно.
- Она захотела узнать, как сократительно-вежливо звали Карлсона в детстве и где стояла его кроватка.
Я замолчал. Мы прошли несколько шагов в тишине, только лед похрустывал под ногами. Наконец я не выдержал:
- Ты поняла что-нибудь?
- Поняла, - задумчиво ответила Аня.
- И что же ты поняла, - прорвалась ненужная, взрослая ирония.
- Я теперь знаю, почему, когда ты мне читал про Карлсона, то сначала было так смешно, а потом стало печально...

Есть в мире специальные люди, которые не боятся времени. Своими делами они замыкают его на себя и остаются в памяти навсегда. Они совершают подвиги, возводят прекрасные храмы, делают какие-то открытия. Но совсем немного тех, чей храм - любовь. Души их ласковой и печальной улыбкой встречают каждое новое поколение. Они допущены к колыбели...


Проголосовать

Другие рассказы автора:
Муха в янтаре
Танго карельского перешейка
Комплекс полноценности